Арктика. Запасы есть — экономики нет

Мир постепенно меняет топливо своего развития. Если в XX веке всё держалось на нефти и газе, то XXI всё больше опирается на металлы — литий, никель, кобальт и редкоземельные элементы. Они нужны буквально во всём: от электромобилей и серверов до солнечных панелей и ветрогенераторов. Пока мировые компании выстраивают новые цепочки поставок, Россия делает ставку на Арктику — территорию, где, по заявлениям чиновников и ученых, сосредоточены крупнейшие в мире запасы стратегических металлов.

Но действительно ли это так? Насколько эти запасы реальны, извлекаемы и могут ли они стать опорой новой экономики? Попробуем разобраться — на примере Томторского месторождения в Якутии, о котором сегодня говорят как об «арктическом сокровище» и возможном ответе России на китайское лидерство в редкоземельных металлах.

Мир уходит от нефти: начинается век металлов

Мировая экономика стремительно меняется: место нефти и газа занимают металлы нового технологического цикла — литий, никель, кобальт и редкоземельные элементы. Эти материалы стали сердцем современной промышленности: из них делают аккумуляторы, электромобили, серверы, турбины и компоненты возобновляемой энергетики.

Почему нужно работать и наращивать запасы металлов? — задаёт вопрос академик Николай Похиленко. — Посмотрите: за двадцать лет потребление лития вырастет в сорок с лишним раз, графита, кобальта, никеля и редкоземельных элементов — в шесть–семь. И это только отрасли, связанные с новой энергетикой.

По данным Международного энергетического агентства, к 2040 году мировой спрос на сырьё для «чистой энергетики» увеличится минимум в четыре раза, а по отдельным металлам — в десятки раз. Даже если переход к зелёной экономике замедлится, меди, лития и кобальта миру всё равно будет не хватать.

Мы видим, что во всех сценариях спрос растет, — отмечает Похиленко. — Поэтому уже сейчас нужно развивать базу для производства этих металлов. В противном случае дефицит будет только усиливаться.

Энергетический сектор становится главным потребителем минерального сырья, и тот, кто контролирует поставки «металлов перехода», получает новое стратегическое преимущество — то, которое когда-то давали нефть и газ. А как дела с этим в России?

Россия в мировой гонке за «металлы перехода»

Мировой рынок критических металлов уже поделен. Если нефтью торгуют десятки стран, то редкоземельные элементы, литий и кобальт контролируют буквально несколько игроков. Сегодня 60 % редких земель и 80 % графита производит Китай, и большая часть переработки лития и никеля тоже сосредоточена там. Остальное — Чили, Перу, Конго, Индонезия, Австралия.

У нас всё хорошо с нефтью и газом, — говорит академик Николай Похиленко, — а вот с металлами — не очень. Посмотрите: медь — Чили, Перу, Китай. Никель — Индонезия, Филиппины, Россия лишь в тройке. Кобальт — в основном Конго. Графит и редкоземельные — Китай. Литий — Австралия и Китай. Россия здесь почти отсутствует.

Такой перекос превращает «металлы перехода» в новый инструмент геополитического влияния — тем, чем в прошлом веке была нефть. Россия остаётся в стороне: у нас по-прежнему сильны углеводороды, но в металлах, которые формируют будущее, мы не успеваем.

Однако запасы есть. Пока Россия остается на периферии мирового рынка критических металлов, в её недрах сосредоточены огромные запасы редкоземельных элементов — прежде всего на севере страны, в Арктике и Якутии. Это потенциал, который может стать основой новой сырьевой стратегии, если будет создана промышленность, способная не просто искать, но и перерабатывать такие руды.

Начать можно с трех направлений, о которых говорят эксперты:

1. Реанимация старых производств — например, возобновление работ на Ловозерском месторождении в Мурманской области.
2. Попутное извлечение редкоземельных элементов из апатитов Хибин, где уже есть обогатительные мощности.
3. Освоение новых месторождений — прежде всего Томторского, на долю которого приходится до 60 % балансовых запасов редкоземельных металлов России.

И если говорить о шансах России догнать мировую гонку за «металлами перехода», то разговор, безусловно, стоит начинать с одного названия — Томтор.

Томтор: редкоземельный гигант в зоне вечной мерзлоты

Когда смотришь на карту мирового производства критически важных металлов, России там почти нет. Но запасы есть — и колоссальные.  Академик Николай Похиленко приводит пример:

Томторское месторождение включает участки Буронный, Северный и Южный. По содержанию редких элементов оно превосходит большинство мировых аналогов. В одном только килограмме руды — десятки граммов неодима, церия, лантана, диспрозия и ниобия. Для сравнения: в Бразилии, где мы покупаем ниобий, его содержание — 23 кг на тонну. А в Томторе — 57 кг.

По оценкам ученого, общие ресурсы месторождения составляют:

• Nb₂O₅ — 73,6 млн тонн,
• TR₂O₃ (редкоземельные оксиды) — 153,7 млн тонн,
• P₂O₅ — около 2 млрд тонн.

Потенциал Томтора позволяет не только полностью обеспечить внутренние потребности России в редкоземельных металлах, но и превратить его в стратегический актив мирового уровня

Томтор и «Роснефть»: редкоземельный поворот

В мае 2025 года «Роснефть» сделала стратегический шаг — приобрела Томтор, управляющую компанию Томторского месторождения в Якутии. Теперь нефтяной гигант стал единственным владельцем одного из крупнейших источников редкоземельных металлов в мире. Сделка последовала за поручением президента России ускорить разработку стратегических активов, которые годами «висели» без движения.

Для «Роснефти» это не просто диверсификация бизнеса, а попытка войти в новую «металлическую экономику» — занять место в цепочке поставок сырья, которое определит технологическое будущее. Компания получила актив стратегического значения, напрямую связанный с технологическим суверенитетом страны.

«Роснефть» выиграла стратегически, но взяла на себя колоссальную ответственность. Если проект будет реализован — Россия закрепится в «новом сырьевом клубе» наряду с Китаем и Австралией. Если нет — Томтор рискует остаться еще одним символом неосвоенного севера и несостоявшихся возможностей. 

Однако 23 октября 2025 года Роснефть были включены в санкционный список США на основании указа EO 14024. Это имеет прямое значение и для проекта Томторское месторождение: несмотря на стратегический потенциал, теперь реализация проекта может столкнуться с дополнительными препятствиями — доступ к внешним инвестициям, финансированию и международным партнерствам может быть усложнён.

Почему Томтор — привлекателен, но требует миллиардов

Концентрации редких и редкоземельных элементов в Томторе настолько высоки, что месторождение может обеспечить стабильное снабжение российских высокотехнологичных отраслей на десятилетия вперёд — от электроники и машиностроения до оборонной промышленности.

Если бы Томтор был в любой другой стране, он уже давно бы стал промышленным центром, — отмечает Похиленко. — Но у нас нет ни инфраструктуры, ни кадров. Чтобы предприятие заработало, нужно минимум десять–двенадцать лет и огромные вложения.

Если удастся создать непрерывную технологическую цепочку полного цикла — от добычи руды до получения чистых металлов и выпуска конечной продукции, — Россия сможет занять собственную нишу на мировом рынке и выйти на экспорт редких элементов наравне с Китаем.

Это обеспечит интеграцию России в мировой рынок наряду с Китаем, — комментирует академик Николай Похиленко. — Мы можем дать конкурентоспособную продукцию: при таких содержаниях себестоимость будет низкой, убыточности не будет. Но на старте нужны значительные объемы инвестиций и время для создания инфраструктуры в регионе.

Фактически, потенциал Томтора колоссален:

• он способен снизить зависимость России от импорта редких металлов,
• обеспечить высокотехнологичные предприятия стратегическим сырьем,
• и даже включить страну в мировой рынок РЗЭ как поставщика, а не просто держателя запасов.

Однако, как подчёркивает учёный, это возможно только при условии системной государственной поддержки: строительства дорог, энергетических узлов, перерабатывающих предприятий и подготовки кадров. Без этого даже богатейшие месторождения останутся на бумаге.

Запасы — это ещё не добыча

Для читателя, далекого от горной отрасли, новость о «крупнейших запасах» звучит как гарантированное богатство: нашли — значит скоро будут разрабатывать. Но в реальности между словами «есть запасы» и «идёт добыча» лежат годы инвестиций, строительства и человеческой работы. Особенно если речь идёт об Арктике, где нет дорог, энергетики и постоянного населения.

Даже такие месторождения, как Томтор, с их уникальной концентрацией редких металлов, пока остаются ресурсами на бумаге. Чтобы они стали реальной экономикой, нужно решить три ключевые задачи:
— откуда взять деньги — длинные и дешёвые инвестиции, способные покрыть десятилетний цикл строительства и запуска;
— где взять технологии и логистику — как добывать, перерабатывать и перевозить сырье в условиях вечной мерзлоты и отсутствия инфраструктуры;
— и кто будет там работать — специалисты, готовые жить и трудиться в арктических условиях.

Пока ответы на эти вопросы остаются открытыми, даже самые богатые запасы, так ими и останутся.

Почему инвесторы не идут в Арктику

Интерес к Арктике огромен на словах, но в реальности туда идут единицы. Для бизнеса эта территория остается зоной высоких рисков и низкой предсказуемости. Здесь сходятся сразу несколько факторов: суровый климат, отсутствие инфраструктуры, огромные расстояния и высокая стоимость любого этапа работ — от геологоразведки до строительства.

Например, м Мурманской области или в Коми ещё можно работать: там есть дороги, города, атомная электростанция, хоть какая-то база. А вот в районах вроде Лено-Хатангского междуречья — ничего нет. Несколько мелких портов, например в Хатанге, требуют полной реконструкции, а с энергоснабжением — ситуация критическая. В таких условиях разворачивать крупные проекты почти невозможно.

Академик Николай Похиленко, заместитель председателя Сибирского отделения РАН, подчёркивает: ключевая проблема Арктики — отсутствие достаточного поискового задела.
Там почти не осталось территорий, где можно уверенно прогнозировать новые месторождения. Геологическая изученность низкая, многие участки до сих пор буквально «белые пятна» на карте.

Сегодня мы сталкиваемся с целым комплексом проблем, — говорит Похиленко. — Исчерпанный поисковый задел, сокращение фонда рентабельных участков, отсутствие условий для частных — юниорных — компаний. Всё это делает Арктику зоной очень высоких рисков для инвесторов.

Технологии и логистика: самое сложное в Арктике — не добыть, а довезти и переработать

Даже если завтра начать добычу редких металлов в Томторе, встанет вопрос: куда и как их перерабатывать.Редкоземельная руда требует сложной химической экстракции — из неё нужно выделить десятки элементов с разными свойствами. В стране пока нет действующих предприятий, готовых принимать такие концентраты и доводить их до чистых металлов.

Один из первооткрывателей Томторского месторождения, доктор геолого-минералогических наук Александр Толстов, считает, что наиболее рациональным центром переработки может стать Красноярск:

Есть готовая отечественная технология глубокой переработки, которая позволит извлекать до двадцати различных элементов. Она может быть внедрена на Красноярском металлургическом заводе. Изначально в обосновании разработки месторождения мы указывали Красноярск как наиболее подходящий центр переработки руд с Томтора. Возможно, теперь эта идея будет реализована.

Такое решение действительно могло бы изменить экономику проекта: через порт Хатанги и Дудинку руду можно доставлять по уже существующему маршруту на Енисее, без строительства новых железнодорожных веток. Но и этот сценарий потребует значительных инвестиций, координации между регионами и — главное — готовности государства развивать не только добычу, но и всю цепочку “добыча → переработка → производство”.

Пока же основная трудность освоения Томтора заключается не в том, чтобы добыть редкие металлы, а в том, чтобы создать инфраструктуру и технологии, которые позволят превратить их в продукт промышленного уровня.

Люди, которые «заболеют Севером»

Проблема Арктики — не только в деньгах и технологиях, но и в людях. Работать там готовы единицы.

Надо работать и с кадрами, — говорит академик Николай Похиленко. — Людей, готовых долго трудиться в условиях Арктики, немного. Это не только у нас. Мой опыт работы в Канаде показывает: молодые специалисты приходят в проект на два–три года, потом устают, уезжают. А те, кто остались, кто прижились, — теперь руководители компаний, главные геологи. Это люди, которые заболели Севером. Когда человек любит Север, работа становится эффективной.

Его слова — справедливы. Чтобы стать профессионалом, действительно нужно работать в долгую, идти вглубь профессии, а не браться за всё понемногу. Но любить Север легче, когда тебе есть где жить и что есть. Когда есть горячая вода, нормальная еда и возможность отдохнуть после 12-часовой смены — тогда и работать хочется.

А пока реальность выглядит иначе. Полевики часто делятся историями, от которых становится не по себе.

Работаем в тайге, живём в вагончиках, моемся где придётся. На смене — по 12–14 часов, питание отвратительное. На завтрак — одна сарделька и два кусочка хлеба, на обед — дошик и термос чая. Люди едят впроголодь, продукты воруют, остатки меняют в деревнях на мясо. Это мрак. Просто мрак.

Кадры — действительно главный ресурс отрасли, но система по-прежнему рассчитывает на энтузиазм, а не на обеспечение.  В таких условиях даже самые преданные северу специалисты выгорают.

Мир меняется — и требует других ресурсов

Мир уже вступил в эпоху, где решают не углеводороды, а критические металлы — литий, никель, кобальт и редкие элементы. Они становятся стратегическим сырьем для мировой экономики: без них невозможно развитие энергетики, транспорта, электроники и связи.

Россия действительно обладает значительными запасами таких металлов — тот же Томтор способен обеспечить страну стратегическими элементами на десятилетия вперёд. Но наличие богатых недр — ещё не промышленность. Чтобы превратить ресурсы в экономику, нужны длинные и дешевые деньги (долгосрочные инвестиции инвестиционных и суверенных фондов, рассчитанные на десятилетия) , предсказуемая среда и ясные правила игры.

Мы, к сожалению, не имеем промышленности, которая могла бы нарабатывать эти металлы в нужных объемах. Но есть растущий мировой рынок: к 2040 году спрос на редкоземельные элементы вырастет в семь раз. Китай, конечно, доминирует, но он не сможет покрыть всё. Это дает России шанс войти в мировую систему поставок. Главное — понимать, когда и сколько нам потребуется, и начинать планировать заранее, — объясняет академик Николай Похиленко.

Чтобы этот шанс не остался на бумаге, России необходимо создать условия: устойчивое законодательство, инфраструктуру, технологические партнерства и подготовленные кадры. И главное — сохранять связь с внешним рынком. Чтобы продавать редкие металлы, нужно быть частью мировой экономики, а не стоять в стороне от неё.

Запасы — это только начало. Всё остальное требует времени, системности и воли, чтобы превратить природный потенциал в реальное развитие, а Арктику — из территории ожиданий в территорию будущего.

Обложки Инвестиционный портал Арктической зоны России